Уходя, гасите всех!
У меня странная память. Я помню очень многое, иногда мне кажется – я помню абсолютно всё, что я видела, - но вся информация практически мгновенно уходит в пассив, и вызволить её из этой бездонной ямы может только какая-то ассоциация.
Например, повторяя сейчас курс Общей химии, я поняла, что кое-что всё-таки помню. Это кое-что медленно всплывает на поверхность, мучительно булькая и плавно двигая ластами – вместе с лицом учительницы, классом, временем, Вселенной. Ещё раньше я вспоминаю, как я эту общую химию ненавидела и ломала себя, ибо из оценок моя мама признавала только пятёрки. Из мелкого садистского удовольствия хочется взяться тогда уж и за алгебру с физикой – до кучи.
Или, допустим, книга прочитана, поставлена на полку. Проходит год, полтора – и перечитка становится почти открытием, т.к. сохраняются лишь смутные эмоции, но яркого чёткого образа нет. Никогда. Читаешь, думаешь – и как так произошло, что эта книга не заставила меня немедленно всё бросить и сейчас, сию минуту, полностью измениться? Почему она пылится на полке, и взгляд даже не задерживается на корешке?
Или посреди дел случайно уроненная фраза, запах, цвет неба, строчка из песни вызывает цепочку ассоциаций – и вот, пожалуйста, фотографически чёткая картинка из детства или понятие-ощущение.
Иногда я кажусь сама себе пустым, вылущеным орехом. Пройдёт мальчик, разъединит меня надвое и пустит круглыми лодочками в грязный весенний ручей. Вода вынесет меня на край канавы, и спешащий мимо прохожий втопчет скорлупки в грязь.
В семнадцать лет я пела. Почти постоянно – этого требовало всё моё существо. В двадцать я сходила с ума, бредила, бесилась, пила, смеялась, злилась и тут же прощала, любила всех, ненавидела себя. В двадцать пять начинает всё чаще и чаще возникать ощущение проваливания в себя, коллапсирования, то медленного, то быстрого – но неумолимого. Словно моя личность-паутина начинает медленно исчезать и скукоживаться всё ближе к ядру-норке, и память исчезает вместе с тонкими нитями-щупальцами, из видео становится фото, из фото – третьей, совсем уже слепой копией из-под копирки…
Я начинаю чувствовать ненавистную Наташу Ростову - ту, которой она стала в конце "Войны и мира". Во всяком случае, я могу понять, как получается такое преобразование.
Доктор, меня сразу в морг или пока помучаемся?
Например, повторяя сейчас курс Общей химии, я поняла, что кое-что всё-таки помню. Это кое-что медленно всплывает на поверхность, мучительно булькая и плавно двигая ластами – вместе с лицом учительницы, классом, временем, Вселенной. Ещё раньше я вспоминаю, как я эту общую химию ненавидела и ломала себя, ибо из оценок моя мама признавала только пятёрки. Из мелкого садистского удовольствия хочется взяться тогда уж и за алгебру с физикой – до кучи.
Или, допустим, книга прочитана, поставлена на полку. Проходит год, полтора – и перечитка становится почти открытием, т.к. сохраняются лишь смутные эмоции, но яркого чёткого образа нет. Никогда. Читаешь, думаешь – и как так произошло, что эта книга не заставила меня немедленно всё бросить и сейчас, сию минуту, полностью измениться? Почему она пылится на полке, и взгляд даже не задерживается на корешке?
Или посреди дел случайно уроненная фраза, запах, цвет неба, строчка из песни вызывает цепочку ассоциаций – и вот, пожалуйста, фотографически чёткая картинка из детства или понятие-ощущение.
Иногда я кажусь сама себе пустым, вылущеным орехом. Пройдёт мальчик, разъединит меня надвое и пустит круглыми лодочками в грязный весенний ручей. Вода вынесет меня на край канавы, и спешащий мимо прохожий втопчет скорлупки в грязь.
В семнадцать лет я пела. Почти постоянно – этого требовало всё моё существо. В двадцать я сходила с ума, бредила, бесилась, пила, смеялась, злилась и тут же прощала, любила всех, ненавидела себя. В двадцать пять начинает всё чаще и чаще возникать ощущение проваливания в себя, коллапсирования, то медленного, то быстрого – но неумолимого. Словно моя личность-паутина начинает медленно исчезать и скукоживаться всё ближе к ядру-норке, и память исчезает вместе с тонкими нитями-щупальцами, из видео становится фото, из фото – третьей, совсем уже слепой копией из-под копирки…
Я начинаю чувствовать ненавистную Наташу Ростову - ту, которой она стала в конце "Войны и мира". Во всяком случае, я могу понять, как получается такое преобразование.
Доктор, меня сразу в морг или пока помучаемся?