сабж - наверное, самая любимая моя повесть. Даже не только у Житинского, а вообще.
несколько цитат я практически помню наизусть.
например
Подготовка к разочарованиям -- непременное условие счастья. Мы так
любим очаровываться собою и своим будущим, мы настолько необъективны в этом
вопросе, что совершенно закономерные преграды, тупики и заминки
воспринимаются как несправедливые удары судьбы. Мы слишком много хотим от
жизни, забывая, что того же хотят все другие. Но у жизни ограниченный запас
счастья. Не стоит стремиться к обладанию большим куском, достаточно уметь
наслаждаться малым. Это так ясно становится, когда побродишь по закоулкам
собственной судьбы, то и дело натыкаясь на несбывшиеся надежды и мнимые
цели. Отец сказал мне:
-- Сережа, ты совсем забросил шахматы. Почему?
-- Мне неинтересно, -- сказал я.
-- Напрасно. В твои годы редко кто так играет. Ты мог бы стать
гроссмейстером, когда вырастешь.
-- Зачем? -- спросил я.
-- Чтобы стать потом чемпионом мира.
-- Зачем? -- спросил я.
-- Чтобы быть первым в своей сфере деятельности. Чтобы тебя все знали,
-- сказал отец, понемногу раздражаясь.
-- Зачем? -- спросил я.
-- Чтобы быть независимым! Ездить по свету! Чтобы тебя все любили! --
закричал отец.
-- А разве меня не любят? -- спросил я.
-- Кто? -- опешил он.
-- Ты. Мама. Светка.
-- Любим, конечно... Но... этого мало.
-- Мне хватит, -- сказал я. -- Только любите меня, как я вас. Этого
хватит на всю жизнь. И еще останется.
-- Нет, ты не будешь чемпионом мира, -- пробормотал отец. -- Ты будешь
философом.
А я уже давно был философом. Каждый человек, проживший жизнь,
непременно становится философом. Иначе грош ему цена.
Нет, я не претендовал на создание новых философских доктрин. Я говорю о
философии в житейском смысле.
Когда спрашивают: "Как сделать так, чтобы мне было хорошо?" -- это не
философия, а эгоизм. Когда спрашивают: "Как сделать так, чтобы всем было
хорошо?"-- это тоже не философия, а альтруизм.
Философия начинается тогда, когда человек спрашивает себя: "Как
примирить первое со вторым?" Ответ на этот вопрос есть, но я его еще не
знаю.
или вот
Я оказался на сцене. На меня смотрели матросы в бескозырках. Что же им
спеть? Я взял аккорд и начал:
"Темная ночь, только пули свистят по степи, только ветер гудит в
проводах, тускло звезды мерцают..."
Мой неокрепший голос звенел, как струна, и гитара вторила ему мягкими
переборами. Я видел, как отвернулся дед и запрыгал кадык на его жилистой
шее, а у молодых матросов потемнели в печали лица. Именно там, на маленькой
эстраде кают-компании, я понял, что песню поют не голосом и даже не сердцем,
а всею прожитой жизнью. Моя жизнь была велика и изломана мною самим, потому
голос звучал мучительно-искренно, волнуя души.
и ещё
У меня было странное состояние: я чувствовал себя ангелом-хранителем
нашей семьи и одновременно семья надежно охраняла меня от невзгод. В прошлом
детстве я не испытывал такого чувства, я помню точно. И в то же время не
покидало ощущение хрупкости этого счастья, его недолговечности. Я часто
плакал по вечерам в темной комнате, зарывшись в подушку. Мне не хотелось
становиться взрослым. Взрослым я уже был.
Вскоре я понял, что мама тоже испытывает ощущение хрупкости. Однажды
вечером мы остались с нею вдвоем. Папа со Светкой отправились проведать деда
в день Советской Армии и Флота, а у меня была ангина. Я лежал с горящими
гландами, и мама поила меня чаем с малиной. Она отставила чашку и вдруг
прижалась губами к моей пылающей щеке, крепко обняв. Я почувствовал, что
мама дрожит.
-- Что с тобой, мама?-- спросил я.
-- Я боюсь за тебя, боюсь... -- повторяла она.
-- Я скоро поправлюсь, вот увидишь..
-- Я не о том, мой мальчик. Ты еще не можешь понять. Я боюсь за тебя
вообще. Ты слишком добр.
-- Разве можно быть слишком добрым? -- спросил я.
-- Вот именно, что нельзя. На свете много злого, ты еще узнаешь... Ты
беззащитен, потому что добр.
-- А разве доброта -- это не лучшая защита?
Мама отодвинулась от меня и печально покачала головой:
-- Откуда ты такой? Никогда не думала, что сын у меня будет
вундеркиндом. Порой мне кажется, что ты все понимаешь...
-- Это так и есть, -- кивнул я.
-- Сынок, не пугай меня. Ты стал каким-то маленьким старичком. Ну,
покапризничай, что ли...
-- Не бойся, мама, -- сказал я.-- Я не вундеркинд. Никаких вундеркиндов
нет. Просто некоторые дети уже были взрослыми, а их называют вундеркиндами.
Они были обыкновенными взрослыми и снова станут ими, когда вырастут.
-- Какой сильный у тебя жар, -- сказала мама, прикладывая ладонь к
моему лбу. -- Ты не бредишь, малыш?
-- Бредю,-- сказал я.
и совсем короткое...
-- Что случилось, Сережа? -- шептала она.
-- Случилась жизнь, -- прошептал я.
Когда мне кажется, что мне не хватает мудрости, терпения, этой самой жизненной философии - я перечитываю замечательную повесть "Часы с вариантами". Пусть эти мудрость и терпение заёмные - всё равно, они меня поддерживают и помогают ощутить что-то, чему нет названия, но без чего так нелегко живётся...
ЗЫ: а сама книжка лежит здесь:
http://www.lib.ru/ZHITINSKIJ/chasy.txt